Затянувшаяся экономическая турбулентность продолжает вызывать у российского бизнеса особый интерес к институту банкротства. Для многих должников он стал жестом экономического отчаяния, для других – волшебной панацеей, излечивающей от неисполненных финансовых обязательств и позволяющей возродить проблемный бизнес. При этом не секрет, что закон о банкротстве используется как средство обширных злоупотреблений не только со стороны должника.
Игры с ковенантами, позволяющие банкам-кредиторам буквально обрушивать проблемный бизнес, особые юридические привилегии, предоставленные законом налоговым органам, – лишь малый арсенал манипуляций, которым активно пользуются кредиторы. Ведь они, в особенности с параллельным применением уже привычного «уголовного» рычага, видят в механизме банкротства испытанный путь к взысканию малоперспективной, а то и просто безнадежной задолженности.
Тем не менее, в настоящее время законодательство о несостоятельности носит явно прокредиторский характер, и внимание суда и правоохранителей акцентировано исключительно на злоупотреблениях должника. В частности, именно поэтому как в законодательной, так и правоприменительной повестке государства, судов и правоохранительных органов особым вопросом стоит усиление ответственности так называемых контролирующих лиц должника – топ-менеджмента, собственников и бенефициаров.
Следует признать, что во многом именно многочисленные нарушения со стороны должников и их контролирующих лиц породили текущий карательный окрас нынешнего законодательства и правоприменения. Действительно, в ряде случаев виновное поведение участников юридических лиц, их бенефициаров и управленцев, их злоупотребления, на самом деле и вызывающие неплатежеспособность, оправдывают применение дополнительных механизмов их ответственности.
Однако если текущий гражданско-правовой аспект привлечения контролирующих лиц к ответственности так или иначе обеспечен принципом состязательности сторон, то самые опасные формы злоупотреблений, нашедшие свое отражение в соответствующих статьях Уголовного кодекса, далеко не всегда позволяют на этот принцип уповать. Причин тому достаточно – от уже банального обвинительного уклона российского уголовного правосудия до мизерного количества специалистов от адвокатуры и консалтинга, способных совмещать высокий уровень компетенции как в банкротном, гражданском и уголовном законодательстве, так и в современной экономике в целом.
При этом специальные банкротные уголовные составы совсем не пользуются популярностью среди представителей правоохранительной системы. Что и понятно. Расследовать их, мягко говоря, непросто, да и показателей от такой юридической головоломки у рядового следователя явно не прибавится. Об этом говорит и крайне низкая статистика по таким делам – не более 1% от общего количества осужденных за экономические преступления.
По сути, кредитор вместе с правоохранителем стоят перед выбором. С одной стороны находятся вполне понятные в прочтении, но сложные в доказывании специальные составы: фиктивное, преднамеренное банкротство, неправомерные действия при банкротстве. С другой – набор из хорошо знакомых экономических статей Уголовного кодекса: мошенничество во всем его многообразии, причинение имущественного ущерба без признаков хищения, присвоение и растрата, злоупотребление полномочиями.
Выбор правоохранителя в таких обстоятельствах очевиден. Поэтому с подачи кредиторов все чаще возбуждаются дела не по «спецсоставам», а по общим экономическим статьям УК. Первое место среди таких заявителей уверенно занимают банки. В особенности с государственным участием. Наличие государственного пакета и отсылка к защите интересов пенсионеров и простых граждан действует на правоохранительную систему поистине волшебно.
Еще один современный тренд – статья 210 УК РФ – организация преступного сообщества или участие в нем. Ее широкое толкование позволяет «превращать» любую корпоративную структуру в преступное сообщество, а ее бенефициаров и руководителей практически беспрепятственно заключать под стражу.
Масштабный правовой инструментарий, предоставленный законодательством кредитору, налицо. Однако явный «прокредиторский» перекос приводит к тому, что большинство российских компаний, попавших в процедуру банкротства, ликвидируются, их собственники и руководители, в лучшем случае, демотивируются многолетними уголовными преследованиями, а сам бизнес в результате превращается в выжженную землю. При этом далеко не все кредиторы получают от этого полноценное экономическое удовлетворение. Владение непрофильным, неликвидным, а иногда и непродаваемым по рыночной стоимости активом, – порой единственный исход банкротной «войны». Ведь доведенное до логического конца уголовное преследование собственников и менеджмента должника, как показывает опыт, приносит в большинстве случаев исключительно моральное удовлетворение.
Несмотря на это, призыв некоторых специалистов вернуть в современные реалии законодательство, более отвечающее интересам должников, выглядит неисполнимым и наивным. Предоставление возможности «нового старта» должнику без адекватного соблюдения прав кредиторов также не обеспечит необходимого баланса и спровоцирует не меньшее количество нарушений и злоупотреблений. И та, и другая крайность – путь в никуда.
Модернизация законодательства о банкротстве действительно назрела, но заключаться она должна не в чередующейся смене правовых преференций, кочующих от одного участника к другому. Юридический водораздел между правами должника и кредитора, в особенности с учетом низкой правовой культуры всех участников банкротных процессов, давно продемонстрировал свою несостоятельность.
Быть может, смена фокуса законодателя на сращивание экономических интересов кредитора и должника может явиться катализатором позитивных изменений. Например, законодательно закрепленная конструкция, при которой перспектива и размер удовлетворения требования кредиторов будут поставлены в зависимость от юридического выживания бизнеса должника, с элементами вовлечения кредиторов в акционерный капитал, гарантиями определенных выплат текущим собственникам за утрату контроля и иные не карательные правовые способы взаимодействия между кредиторами и контролирующими лицами должника. Иными словами, участникам процессов о несостоятельности надо помочь почувствовать неразрывную юридическую связь, раз уж они сами не могут цивилизованно существовать без угроз тюремного срока и игры в «поймай меня, если сможешь».
Вам также может понравиться
